– Если вы сегодня свободны, то я буду вас ждать в восемь часов у фонтана на Сан-Сюльпис. Знаете, где это?
– Да. Как я вас узнаю?
– На мне будет черный шарф.
Нил готовился прямо как на свидание. Отгладил брюки, до блеска надраил ботинки, тщательно почистил зубы. Туалетная вода, подаренная Сесиль, на этот раз не вызвала у него обычного отвращения. В последний момент он сообразил, что в доме напрочь отсутствуют презервативы. В целях конспирации он решил не покупать их в угловой аптеке мсье Нунгулу, а спустился в метро, по прямой доехал до бульвара Сен-Дени, где и обзавелся пакетиком резинок, благо в этом веселом квартале они продавались в каждом секс-шопе. Отбиваясь от назойливых жриц любви, навязчивых зазывал и настырных сутенеров, Нил снова нырнул в метро и по той же ветке без приключений доехал до площади Сан-Сюльпис.
В ярком свете ртутных фонарей он сразу узнал ее. Высокая, стройная, в длинном черном пальто, в черном шарфе, повязанном поверх пышных распущенных черных волос, она деловито шагнула из-за угла и, не посмотрев в сторону фонтана, возле которого томился на скамейке Нил, стала подниматься по ступенькам собора.
– Ира! – привстав, окликнул ее Нил.
Она резко повернулась и остановилась, не сделав ни шага навстречу, словно уступая ему всю инициативу по сближению.
Он ускорил шаг и через несколько секунд стоял рядом с ней на ступенях.
– Ира… – чуть задыхаясь, проговорил он. – Я…
Она подняла руку, и Нил замолчал.
– Мы, кажется, договаривались ровно на восемь. Сейчас без четверти. У меня есть пятнадцать минут. Ждите здесь.
Она толкнула высокую резную дверь и исчезла за ней.
Нил постоял, выкурил сигарету, вздохнул, посмотрел на часы.
Потом тоже вошел в храм…
Изнутри собор Сан-Сюльпис казался еще больше, чем снаружи. Лишь по периферии вокруг нефа лепились маленькие, невысокие ниши, каждая со своим алтарем, со своими плитами и надгробиями, со своими статуэтками и барочной живописью, замещающей в здешних церквах иконы. Нил, человек совершенно невоцерковленный, не знал, как они, эти ниши, называются – в голове вертелись какие-то «притворы» и еще «базилики».
Чувствуя себя полным идиотом, Нил подошел к огромному ларю в центре зала, взял свечу, бросил в щелочку для монет положенные десять франков.
Ему некстати вспомнились две комсомольские дуры из курсового бюро, тайком бегавшие на Смоленское кладбище писать записочки Ксении Блаженной. «Ксюшенька, помоги спихнуть диамат!.. Ксюшенька, сделай так, чтобы Петров на меня посмотрел…»
Ксюшенька, помоги мне…
Он зажег свечу зажигалкой, медленно двинулся вдоль ниш.
Ксюшенька, помоги мне…
Поставил свечу рядом с другими, прямо, крепко вжав в углубление.
Ксюшенька… или кто там еще… дай мне увидеть Лиз!
Он поднял голову и тут же увидел Иру.
Она сидела в первом ряду выставленных, словно в кинотеатре, стульчиков перед пустой белой стеной. Голова ее была опущена, руки молитвенно сложены, губы что-то шептали.
Взгляд его пополз вверх по белой стене.
И остановился.
Наверху, почти под самыми сводами он увидел деревянный барельеф.
Держа в руках младенца и попирая босой ногой голову змея, стояла на огромном яблоке Лиз.
Она чуть заметно улыбалась ему.
Только, конечно, это была не Лиз, а Дева Мария.
Но это уже не имело значения.
Быстрым шагом он вышел из храма…
Сжав ладонями виски, Нил сидел на чугунной скамейке сквера Сан-Сюльпис и даже не слышал шума фонтанных струй. Тем более не заметил, как к нему приблизилась рослая молодая женщина в черном шарфе, повязанном на голове.
– Извини, – с улыбкой сказала Ира, развязывая шарф. – Я потеряла счет времени.
Нил сосредоточенно оглядел ее. Он не понимал, что это за женщина и зачем она нужна ему.
– Пойдем же скорее.
– Куда?
– Как это – куда? Для начала в кабачок на Шерш-Миди. Это рядом.
– Зачем?
– О, Боже!.. Или это не ты звонил мне сегодня.
– Сегодня… Да, это я звонил. Пойдем, конечно.
– Ах, какой ты странный…
Ее высокие каблуки зацокали по булыжникам сквера.
«И все же она едва ли русская, – думал Нил, на шаг отстав от нее. – Идти в церковь перед тем, как предаться разврату за деньги. Такая поза, такая многозначительная банальность в истинно французском духе… Зря я пошел, все-таки…»
В кабаке было шумновато и накурено. За угловым столиком резались в карты какие-то небритые, но при галстуках, личности, у окна рубился сам с собой в китайский бильярд долговязый обдолбанный сопляк. Звероподобный бармен с полотенцем через плечо лениво разливал по микроскопическим рюмочкам пастис. Увидев Иру, он страшно улыбнулся, показав неровный ряд черных зубов.
– О, Ира, салют! Дела идут, как я погляжу, опять с клиентом… Как всегда?
– Как всегда…
Они сели за свободный столик, и почти сразу перед ними возникли два высоких бокала с жидкостью цвета разведенной марганцовки.
– Кир, – пояснила Ира. – Белое вино с черносмородиновым сиропом.
– Я знаю, что такое кир, – без восторга ответил Нил, повертел в руках бокал, закурил и принялся, не таясь, изучать сегодняшнюю свою спутницу.
Девушка действительно мало походила на русскую, скорее, в крупных чертах лица проступало что-то восточное. Фигура ее была безупречна, а волосы черной копной доставали почти до талии. Длинные волосы всегда нравились Нилу.
– Ира… какое странное имя, – задумчиво проговорил он. – По латыни оно означает «гнев». Ты гневлива?
Она отставила бокал и расхохоталась ему в лицо.
– Да ладно, можешь звать меня Ириша. А как тебя величают?