Он приехал сразу. Доминик крушила в кабинете все подряд, разыскивая пульт. Жак никак не мог справиться с ней. Наконец она нашла его и стала неистово бить ненавистный предмет. Люстра-стрекоза с грохотом спикировала на стол, и стеклянные крылья рассыпались по мозаике. Как раз в этот момент и вошел Нил. Полиция уже въезжала во двор. Доминик повисла на Ниле, и он просто и властно отнес ее в спальню.
Когда Нил вернулся в кабинет, там еще никого не было. Он быстро осмотрелся, но ничего кроме погрома, учиненного Доминик, не обнаружил. Тело несчастной стрекозы так и лежало посредине стола. Нил подошел поближе и увидел, что от падения на стрекозе приоткрылась спинка. Нил приподнял ее и быстро вынул металлическую капсулу – контейнер из-под исполинской сигары. Проворно отвернув крышечку, Нил заглянул внутрь. Там были плотно скручены какие-то бумаги.
Нил переложил капсулу в карман и вернулся в спальню к Доминик. Через секунду в кабинет вошли полицейские.
Сесиль и доктор Вальме спешили в сопровождении Жака к дому. Доктор сразу направился в кабинет и после недолгих переговоров с полицейским был впущен.
Доминик вышла из спальни, и они втроем расположились в гостиной, где Жак хлопотал над успокоительным уже для двух дам. Нил закурил и отошел к окну.
– Трагедия, невосполнимая утрата, но надо держаться, дорогая Доминик, это еще не все, мне трудно говорить, поверьте, но произошло убийство. Алекса отравили. – Базиль был в шоке, но профессия не позволяла ему показывать, как сильно он переживает. – Там следователь, он должен всех допросить, но поскольку все произошло в наше с вами отсутствие, то нас просят приехать завтра, а пока надо домой. Сигнализация не работает, поэтому до приезда из Парижа сотрудников УОТа здесь будет дежурить полиция.
Они уже выходили в сад, но полицейский задержал их у дверей.
– Прошу прощения, господа, но по правилам вас необходимо досмотреть…
– Ваша фамилия?
– Жак Реми.
– Вы давно служите у Бажанов?
– Мы вместе с полковником воевали во Вьетнаме, потом я остался с ним. Так все и живу. У меня нет семьи, только племянница.
– Кто может починить всю сигнализацию? И кто вообще это все делал?
– У Алекса есть друг в Швейцарии, он ему все и делал, хоть и старик, но инженер толковый, полковник только ему и доверял.
– Как его найти?
– Надо посмотреть в его бумагах, может, есть телефон…
– Но имя, вы знаете его имя?
– Да. Его зовут Бирнбаум. Инженер Густав Бирнбаум…
– Господин Бирнбаум? Вас беспокоит следователь по особо важным делам французского Управления по охране территорий Андре Элюар. Вы знакомы с полковником Александром Бажаном?
– Да, конечно, а, собственно говоря, что произошло? – Голос из Швейцарии принадлежал явно пожилому господину.
– Ваш друг скончался при непонятных обстоятельствах, мы нуждаемся в вашей помощи и надеемся на ваше содействие. С вашего позволения, я первым же рейсом вылетаю в Цюрих.
– О, в этом нет необходимости, господин Элюар. Хоть я уже немолод и редко покидаю дом, я непременно приеду проститься с беднягой Алексом. Там и встретимся. Так когда, вы говорите, похороны?..
– Это Элюар, соедини меня срочно с шефом… Это я, кажется, у нас будут большие проблемы. В доме кто-то был, нас перехитрили. Вполне вероятно, что похищены документы и кое-какая аппаратура. Уже поздно, по горячему следу не пойти, но будем искать. У меня есть наметки. Сообщили, что за день до этого на соседней ферме пропала собака ротвейлер, хозяйские дети заметили чужую машину. Мы нашли того, кто взял ее напрокат. Но надо проверить, возможно, это подставное лицо.
– Какая, к бесу, собака! Кто может нас перехитрить?! Я сам тебя перехитрю на пенсию в два счета, если за неделю ты не найдешь документы или не поймаешь вора. Учти, дело под особым контролем правительства… Черт бы побрал этого старого осла Бажана! Был бы жив – в два счета пошел под трибунал! Додумался, понимаешь, хранить дома сверхсекретные архивы, все ему, понимаешь, коммунистическая инфильтрация в нашей конторе мерещилась! Доигрался, а нам расхлебывать… Ладно, весь дом перерыть, если надо, разобрать по досочке, по камушку. Параллельно проверить всех в городе. С русского глаз не спускать! Нечисто там, потому что как раз все чисто, а это нехороший признак, сам должен понимать…
День похорон выдался, как назло, погожий, и людям, приехавшим по долгу службы, было особенно трудно изображать грусть. Так красиво цвело все вокруг и так светило солнце, что, казалось, кого-то хоронить – самое неуместное дело. Машины заполонили все улочки, прилегающие к кладбищу. Доминик настояла, чтобы мужа похоронили недалеко от Камбремера.
Кюре монотонно оглашал бесконечный список католических святых, призывая их молиться за душу усопшего раба Божьего Александра. Публика устало переминалась с ноги на ногу – скамейки и стульчики достались лишь совсем уж престарелым родственникам и друзьям. Нил, стоя с доктором Вальме сразу позади облаченной в глубокий траур Доминик, тоскливо обозревал окрестности. Внимание его привлекла странная парочка, приближающаяся к ним по шуршащей гравием кладбищенской дорожке. Огромный светловолосый детина, обряженный в мешковатый черный костюм, хотя ему явно больше пошел бы эсэсовский мундир, толкал перед собой кресло-коляску. В кресле, положив поверх пледа узловатые руки, восседал лысый старик с длинной белоснежной бородой. При взгляде на его лицо Нил ощутил резкий толчок внезапного узнавания, хотя готов был поклясться, что никогда прежде не видел этого старика. Во всяком случае, наяву.